В поездах быстрого следования от Петербурга до Москвы установлена специальная система подачи воздуха в вагоны, чтобы от большой скорости он не становился слишком разреженным. Сами вагоны при этом сделаны герметичными, и открыть во время движения окно или дверь совершенно невозможно.

Система подачи воздуха первоначально была совмещена с системой торможения, которая, как всем известно, тоже работает на сжатом воздухе. Однако, вскоре от такого совмещения отказались, так как однажды в скоростном поезде ЭР-200 один пьяный мудак сорвал на полном ходу стоп-кран, и все пассажиры, включая машиниста, проводников и бригадира поезда, задохнулись.

В управлении Октябрьской железной дороги долго думали, что делать с этим мёртвым поездом и, поскольку время было голодное - начало девяностых, да и чтобы шуму не поднимать, решили отправить всё содержимое скоростного поезда на Черкизовский колбасно-сосисочный комбинат, чтобы использовать в качестве добавки к варёным колбасам.

Именно с этого времени черкизовские колбасы стали славиться особо нежным вкусом, и всякий, кто один раз их попробовал, уже другой колбасы в рот не возьмёт.

После этого успеха руководство черкизовского комбината заключило с управлением Октябрьской железной дороги контракт на поставку содержимого одного скоростного поезда раз в три месяца. К тому времени совмещённую воздушную систему уже убрали, и теперь у каждого бригадира в штабном вагоне есть кнопка: он её нажимает сразу же после Твери, и тогда в заказанном поезде отключается подача воздуха. Проводникам и машинистам на этот случай выдают кислородные подушки, потому что проводников нужно долго обучать, и если их всё время душить, то для железной дороги получается сильно накладно.

Родственники пассажиров первое время крайне надоедали управлению Октябрьской железной дороги своими вопросами. Однако им всегда отвечали очень вежливо, назначали время, и в один из дней все обеспокоенные родственники собирались в актовом зале управления. После этого пускали газ, и родственников тоже отправляли на черкизовский комбинат.

Так что через некоторое время родственники перестали волноваться, и у москвичей считается, что если кто-то не приехал из Петербурга, значит судьба его такая, все там будем.

Однажды писатель Сорокин (тоже, кстати сказать, большой поклонник черкизовской колбасы  - у него в портфеле всегда лежит искусанный батон ветчинной) попал именно на такой поезд.

Уселся он в купе, достал бумажку, карандаш и начал писать какую-то очередную свою гадость. И так бы он никогда её не дописал, но, когда после Твери оключили воздух, проводник вагона, в котором ехал писатель Сорокин, допустил халатность: он как раз вздумал покурить травы, для чего ещё на остановке в Твери открыл окно, подперев его шахматной доской для вытяжки.

Проводника, конечно же, сразу вызвали в штабной вагон и зарубили там пожарным топором, но ничего не поделаешь: времени на то чтобы душить вагон с писателем Сорокиным уже не оставалось, поэтому вагон потихоньку перецепили на станции Москва-сортировочная к другому поезду. Так что писатель Сорокин вышел на Ленинградском вокзале и пошёл домой или к блядям, или куда он там обычно ходит, ничего даже не заметил.

Почему-то вообще в этой жизни разным негодяям всегда везёт гораздо больше, чем приличным людям.