вот окончание рецензии...так на всякий случай)))
То есть на самом деле понятно — чего. Вырыпаев бежит от фальшивых частностей к высоким метафорам, от лживого психологизма к формализованным античным схемам. Как многие программные безбожники, он такой любитель мистерий и космогоний, что в фильме нет ни секунды тишины: стоит замолкнуть баяну, выводящему мелодию дикого сердца, слышно, как скрипят сферы, проворачиваются шестерни мироздания, стонут ветхие сооружения, построенные лишь для того, чтобы красиво просвечивать на фоне полуденного неба, — знаете, как на картинах у американского художника Уайета. А еще там у него античный герой-символ бежит по степи с ружьем в одной руке и бутылкой водки «Путинка» в другой.
Дело, разумеется, не в бутылке. Вырыпаев в своей честности, кажется, не понимает про кино самого главного: что это искусство иллюзий и манипуляций. Что в кино, прежде чем проповедовать, надо научиться показывать фокусы: доставать из кармана цветные ленты, ездить задом наперед на колесе, распиливать женщину; что пресловутая истина если и может быть рассказана с экрана, то лишь человеком, в совершенстве овладевшим искусством обмана. Самые страшные кинопроповедники (допустим, фон Триер) шли к своим высоким кафедрам через манипуляторство. А Вырыпаев не хочет, это ниже его достоинства. Он по революционной театральной привычке ставит в степи табурет и лезет на него с бумажкой. Читает вслух, а чтобы не отвлекались (скучно ведь невыносимо), бьет по ушам, по глазам, норовит пнуть в живот, наяривает на баяне. Из этой уверенности, что его непременно должны слушать, потому что он говорит «про главное» (базовое понятие программного вырыпаевского «Кислорода»), и рождается то, что сводит на нет все шумные усилия автора, — то, что Оскар Уайльд называл «непростительной манерностью стиля».
Я не такой специалист по красоте, чтобы обзываться на образующие «Эйфорию» планы-картинки страшным словом «глянец». А вот про мат, который у Вырыпаева задуман как индикатор подлинности, сказать могу: мат у него страшно интеллигентский и манерный. Нефальшивая реплика на фильм вообще ровно одна — это слово «здрасте», произносимое выходящей из кустов второстепенной героиней. Секунду спустя эту героиню, кстати, убивают — вилкой. Кажется, как раз за то, что не сфальшивила, нарушив тем самым стилистическую целостность произведения.
Будь «Эйфория» работой чуть менее концептуальной, ее можно было бы разглядывать вне пресловутого культурного контекста; в этом случае она могла бы стать предметом куда более сочувственного и доброжелательного исследования. В конце концов, Вырыпаев-то что — он умный, у него идеи. Он или поймет, что кричать их с табуретки — это не метод, или нет. А вот русским киноведам, которые на манер девочек-чирлидерш дружно скачут вокруг него с ритуальными мочалками, превознося за отвагу и открытие новых горизонтов, уже ничто не поможет. Говоря правдивым языком «новой драмы», вы, кажется, совсем ох…ли, ребята.
Роман Волобуев, 20 сентября 2006
